Maladie - Страница 2

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

- К сожалению, - проговорил угрюмый, омерзительно щурясь, - вынуждены одолжить у тебя и дамочку. На некоторое время.

- Ах да, совсем было запамятовал. - Бек де Корбен опять ощерился. - И впрямь нужна нам эта невеста. Сам понимаешь, рыцарь, безлюдье, одиночество... Уж и забыл, как голая баба выглядит.

- А я вот не могу забыть, - сказал самострельщик. - Кажную ночь, как только глаза прикрою, так и вижу.

Вероятно, я, сам того не ведая, улыбнулся, потому что Бек де Корбен резким движением сунул мне рогатину к лицу, а самострельщик быстро поднес оружие к щеке.

- Нет, - вдруг сказала Бранвен. - Нет, не надо. Я взглянул на нее. Она постепенно бледнела, начиная с подбородка к губам. Но голос был по-прежнему спокойный, холодный, сдержанный.

- Не надо. Не хочу, чтобы ты погиб из-за меня, рыцарь. Да еще мне и синяков наставят, и одежду испоганят. В конце концов, что тут особенного... Не так уж много они и требуют.

Я удивился не больше, чем разбойники. Можно было догадаться раньше. То, что я принимал за холод, сдержанность, непоколебимое спокойствие, было попросту отрешенностью. Мне такое было знакомо.

- Брось им свои тюки, - продолжала Бранвен, еще сильней бледнея. - И поезжай. Пожалуйста. В нескольких стае отсюда, на развилке, стоит крест. Дождешься там. Думаю, долго это не протянется.

- Не кажный день встречаешь таких рассудительных дамочек, - сказал Бек де Корбен, опуская рогатину.

- Не смотри на меня так, - шепнула Бранвен. Несомненно, что-то наверняка было в моем лице, а ведь мне казалось, что я неплохо владею собой.

Я отвел руку назад, прикидываясь, будто развязываю ремень вьюков, незаметно вынул правую ногу из стремени. Хватанул коня шпорой и двинул Бека де Корбена в морду так, что он отлетел назад, балансируя рогатиной, словно плясун на канате. Вытягивая меч, я наклонил голову, и нацеленная в мое горло стрела звякнула по чаше шлема и соскользнула. Я ударил угрюмого сверху хорошим классическим синистром, а прыжок коня позволил легче вырвать клинок из его черепа. Все вовсе не так уж и трудно, если знаешь, как это делается.

Если б Бек де Корбен хотел, он вполне мог удрать в дюны. Но он не хотел. Он думал, что, прежде чем я успею завернуть коня, он сможет всадить мне рогатину в спину. Он ошибался.

Я с размаху хлобыстнул его по рукам, вцепившимся в древко, и еще раз по животу. Хотел-то я ниже, но не получилось. Идеальных людей не бывает.

Самострельщик тоже оказался не из трусливых: вместо того чтобы убежать, он снова натянул тетиву и попробовал прицелиться. Сдержав коня, я ухватил меч посередине клинка и метнул. Нормально! Он упал, да так удачно, что не пришлось спешиваться, чтобы подобрать оружие.

Бранвен, склонив голову к конской гриве, плакала, давилась слезами. Я не проронил ни слова, не пошевелился. Понятия не имею, что надо делать, когда женщина плачет. Один бард, с которым я познакомился в Динасе, в Гвинедде, утверждал, что в этом случае правильнее всего - тоже расплакаться. Не знаю, то ли он шутил, то ли говорил серьезно.

Я старательно протер клинок. У меня под седлом всегда есть тряпица, чтобы протирать меч в подобных случаях. Пока протираешь клинок, руки успокаиваются.

Бек де Корбен хрипел, стонал и всячески старался умереть. Можно было слезть с коня и добить его, но я чувствовал себя не лучшим образом. Да и ему не очень-то сочувствовал. Жизнь - жестокая штука. Мне, сколько я себя помню, тоже никто не сочувствовал. Во всяком случае, так мне казалось.

Я снял шлем, кольчужный наголовник и шапочку. Совершенно мокрую. Черт побери, я вспотел как мышь в родильной горячке. Чувствовал себя отвратно. Веки словно свинцом налиты, плечи и локти начинали ныть и болезненно неметь. Плач Бранвен доходил до меня как сквозь стену из бревен, щели между которыми плотно прошпаклеваны мхом. В голове билась и звенела тупая, перекатывающаяся боль.

Как я попал на эти дюны? Откуда прибыл и куда направляюсь? Бранвен... Я где-то уже слышал это имя. Но не мог... никак не мог вспомнить где...

Одеревеневшими пальцами я дотронулся до утолщения на голове, до старого шрама, оставшегося после того страшного удара, который рассадил мне череп и вдавил в него прогнувшиеся края разрубленного шлема.

Неудивительно, подумал я, что при такой штуковине на голове я порой ощущаю страшную пустоту в мозгу. Неудивительно, что черный коридор моих снов, где-то далеко оканчивающийся едва уловимым мутноватым светом, ухитряется вести меня и наяву.

Хлюпанье носом и покашливание Бранвен дали мне понять, что все кончилось. В горле першило.

- Едем? - спросил я намеренно сухо и твердо, чтобы прикрыть слабость.

- Да, - ответила она так же сухо. Протерла глаза тыльной стороной ладони. - Рыцарь?

- Слушаю тебя, госпожа.

- Ты презираешь меня, верно?

- Неверно.

Она резко отвернулась, направила лошадь по тропке меж холмов, к скалам. Я последовал за ней. Чувствовал я себя отвратно.

И ощущал запах яблок.

Я не люблю запертых ворот, опущенных решеток, поднятых разводных мостов. Не люблю стоять дурень дурнем перед смердящим рвом. Ненавижу надрывать глотку, отвечая невнятно кричащим из-за частокола и амбразур кнехтам, не понимая, то ли они меня кроют непотребными словами, то ли насмехаются, то ли спрашивают, как зовут.

Я ненавижу сообщать имя, когда мне не хочется его сообщать.

На этот раз все устроилось как нельзя лучше: ворота были открыты, решетка поднята, а опирающиеся на алебарды кнехты не шибко усердны. Еще лучше было то, что человек в бархате, встретивший нас во дворе, поздоровался с Бранвен и удовольствовался несколькими ее словами, меня ни о чем спрашивать не стал. Он галантно подал Бранвен руку и придержал стремя, галантно отвел взгляд, когда, слезая, она показала из-под юбки лодыжку и колено, галантно дал понять, что нам надлежит проследовать за ним.